знакомством, — англичанин натянуто улыбнулся и впился взглядом в Чарова. — Стало быть, я вам дал-таки этот адрес.
— На Галерной я уж побывал и не застав вас дома, решил податься сюда, — проигнорировал его реплику он.
— Хм, — протянул британец, не вынимая из кармана руки.
— Не буду ходить вокруг да около, — не спуская глаз с Кавендиша, приступил к сути дела Чаров. — Ваш кучер Джозеф признался в убийстве столяра, кое совершил по вашему наущению. Что касается отравленного вами Палицына, то перед смертью он сознался в шпионской работе на вас и преступных сношениях с нигилистами, замышляющих покушение на священную особу государя. Таковы, вкратце, факты, собранные мной на сей час. За дверью квартиры собрались агенты полиции, а посему не советую совершать новые безрассудства. В окно прыгать тоже излишне, агенты дежурят внизу, хотя третий этаж, согласитесь, высоковат для оного предприятия.
— Не верю ни единому вашему слову, господин Чаров. Джозефу не в чем признаваться, а Палицына я не травил. Что касается придуманных вами нигилистов, так я таковых не знаю, — пожав плечами, наградил его ледяным взглядом Кавендиш, однако руку из кармана убрал.
— Вы можете отпираться хоть до второго пришествия, но утром о вашем аресте будет уведомлен посол Бьюкенен, а на следующий день известят столичные газеты. Представляю, как позлорадничает господин Аксаков и другие московские славянофилы. Скандал, полагаю, разразится куда более знатный, нежели тот, от которого вы сбежали из Лондона. Он будет стоить вам карьеры, о репутации я уж промолчу. Аксаков вас не пожалеет и использует в полной мере информацию ему нами о вас данную. Мой дядя министр даст зеленую улицу его публикациям. A propos, подозрительная смерть горничной Катерины, усердно шпионившей для вас и многократно открывавшей отмычками кабинет и письменный стол вице-канцлера, а также ваши корыстные ухаживания за поверившей вам мадемуазель Базилёфф будут преданы огласке. Понятно, что походы по низкосортным борделям и гомосексуальные связи представителя славного рода Девонширов станут вновь притчей во языцех достопочтенной публики. Такова ваша перспектива на ближайшие дни, господин Кавендиш. Однако… — сделав сострадательную мину, заглянул ему прямо в глаза Чаров, — существует и другое, не затрагивающее вашей репутации и успешной карьеры, решение.
При этих словах презрительное выражение на лице британца в одночасье исчезло, он подался вперед и готов был внимать собеседнику.
— Что вы хотите? — осознав свое поражение, глухо выдавил из себя он.
— Вашу работу на нас — только и всего, — Чаров широко улыбнулся и, резко поднявшись со стула, подошел к окну. Чины полиции мирно прогуливались по улице, задерживая взоры на окнах третьего этажа.
— Я должен подумать.
— Думайте до обеда, я заеду к вам днем. А пока — до свидания, господин Кавендиш.
В девять часов утра Чаров приехал на Дворцовую и, узнав от швейцара об отсутствии в министерстве Гумберта, отправился к нему на квартиру. Тайный советник давно встал с постели и, покойно устроившись в креслах, с наслаждением вкушал источавший чудный аромат кофе, когда Сергей появился в его гостиной.
— Чем могу служить? Вы нашли, наконец, пакет? — нехотя отрываясь от дымящегося напитка, хмурым лицом встретил его Гумберт.
— Можно сказать, что да, ваше превосходительство.
— И уже отдали его сиятельству? — он вскинул в удивлении брови и, поставив на поднос недопитую чашку, изумленно уставился на Чарова, так и не предложив ему стул.
— Дабы исполнить сие намерение, я позволил обеспокоить своим вторжением ваше превосходительство.
— Изволите говорить загадками, молодой человек, — нарочито недоуменный взгляд тайного советника скользнул по его лицу.
— Пакет у вас, ваше превосходительство, — прямо смотря в глаза Гумберта, заявил Сергей и решительным шагом подошел к столу.
— Вы с ума сошли, господин Чаров! Отчаявшись обнаружить пакет государя, вы пришли в мой дом оскорбить меня. Неслыханная дерзость! — он схватился за шнурок сонетки.
— Ни в коем разе, господин Гумберт. Подобных намерений не имею. Однако если вы вознамерились позвать слуг, дабы спустить меня с лестницы, не советую. Я сумею за себя постоять, а после поведаю в красках о вашей выходке газетчикам и кое-кому еще, — прозрачно намекнул на свое родство он.
— Прикрываетесь своим дядюшкой! Вот она, нынешняя молодежь! — метнул злобный взгляд в него тайный советник, перестав сжимать вспотевшей ладонью шнурок сонетки.
— Оставим тему отцов и детей господину Тургеневу. Со своей стороны я вам официально заявляю. Пакет из стола вице-канцлера изъяли вы, и произошло это утром 4 мая, между четвертью восьмого и половиной оного часа. Накануне, под предлогом использования в качестве курьера чиновника Азиатского департамента господина Палицына, вы попытались завладеть пакетом, но столкнувшись с отказом его сиятельства, решили сами похитить его из стола вице-канцлера. Теряюсь в догадках, что вы намеревались вложить в конверт, если бы князь согласился на Палицына, однако представляю лицо посланника Стекля, когда вместо положенных документов, он обнаружил бы чистую бумагу или еще какую-нибудь постороннюю дрянь. Полбеды, если бы подлог раскрыл он. А коли бы это сделали его американские контрагенты. Представляю их физиономии, как они вскрывают пакет и… — Чаров задумался, — извлекают из него нечто непристойное. Ужас, да и только. Причем козлом отпущения, в итоге, стал бы все тот же Палицын, доставивший господину Стеклю подложный пакет.
«А ведь, действительно, все шишки посыпались бы на покойного Кондратия Матвеевича. Любопытно, догадывался ли Гумберт о его сотрудничестве с Герценом и Кавендишем. Вряд ли. Инако, по-иному его бы характеризовал».
— К слову, оный Палицын, — оторвался от размышлений судебный следователь, — коего вы столь превосходно мне аттестовали, вчера был отравлен и в муках скончался, а на квартире его нашли вот это, — он вытащил из жилетного кармана номер «Колокола» и положил на стол перед Гумбертом.
Огоньки страха заметались в глазах тайного советника, он вскочил с кресел и, едва не сметя со стола чашку полой шлафрока, с неожиданным проворством подбежал к Чарову.
— И как? Как, по-вашему, я это сделал? — часто дыша, аки змея, прошипел он.
— Убедившись, что дверь в кабинет его сиятельства по-прежнему не заперта, а секретарь, ввиду раннего часа, еще не занял свое место в приемной, вы беспрепятственно прошли в кабинет, отомкнули бывшим при вас ключом, который вы у себя обманом утаили, срединный ящик письменного стола и забрали лежавший поверх других бумаг пакет государя. После чего заперли стол, пришли к себе в кабинет и вызвали посыльным столяра.
— Презанятная сказочка, презанятная! — он презрительно хмыкнул и вернулся в кресла.
— Кстати, отчего вы в тот день столь рано на службу заявились? Неужто позабыли дозволение его сиятельства прийти вам к обеду? Швейцар показал, аж в осьмом часу в отпертую дверь ломились, хотя, по обыкновению, не ранее девяти приходите. А коли принять в расчет поздний